Легенда: Лес стоял величественный и почти патриархальный. Столетние сосны вздымались высоко в воздух, пронизывая небо, и казалось, что тёмные облака, смертельно раненные клинками стволов, истекают, как кровью, редкими каплями дождя… Краски леса потухли, всё стало чёрно-белым, как всегда бывает в преддверии грозы. Тёмная кора, тусклые травы, почти незаметные на фоне ночного неба листья редких кустарников – всё притихло, постаралось съёжиться в ожидании хлёстких струй дождя, оглушительных раскатов грома и разящих ударов молний.
Но один золотой отблеск ещё мелькал по лесу. Лёгкий и почти незаметный, словно упавший с ветки осенний лист, он стелился над землёй, трепетал на поворотах лесных тропинок, лёгкий шорох когтистых лап не тревожил, а, скорее успокаивал тишину старого леса, вплетаясь в шелест дождя… По лесу бежал лис. Вернее, лисица. Рыжая, с чёрными лапами и серебристой маской нежной шерсти на морде, она неслась трепетной тенью, практически не видимой и не осязаемой даже чуткими обитателями дикой чащи. Лишь в моменты, когда всё живое замирает, опасаясь ярости природы, можно заметить рыжих охотников. Но кто их заметит? Всё спрятались, забились по норам, опасаясь ярости небес – и не рискуют смотреть на безумцев, равнодушных к разгулам стихий.
Ещё несколько минут торопливого бега – и показалась опушка леса. Кусты здесь росли гуще, и лисица замедлилась, пробираясь в почти полной темноте – но ни один сучок не треснул под мягкими лапами. Последняя листва раздвинулась – и показался бревенчатый сруб наспех сколоченного форта.
Древесные затёсы на стенах истекали смолой, остро пахло ею, металлом и человеком – но всё было сделано на совесть, ни щели, ни маленькой дырочки в которую могло бы протиснуться юркое животное. Лисица в раздражении поморщила нос, потёрла его кончиком лапы, словно собираясь чихнуть, потянулась всем телом – долго и протяжно, разминая каждую косточку. Отошла, посмотрела высоту стен, почти неразличимых на фоне грозового неба, собралась в комок – и прыгнула. Это был невероятный, слишком долгий для обычного животного прыжок. Рыжее тельце словно зависло в воздухе, поплыло по ночной тьме, перестав подчиняться законам тяготения на несколько ударов сердца – и тонкие лапы крепко впились в вершину ограды высотой в два человеческих роста.
Форт был аванпостом. Передовым укреплением человека, нападающего на Лес – и его обитателей. Люди уничтожали деревья, кусты, но особенно охотились за теми, кто мог бегать по лесу, словно это был ухоженный парк, а не магическая чаща. Их отлавливали, и безжалостно уничтожали – чаще всего, после продолжительных пыток. Здесь пахло железом, болью и страхом. Следуя за этими запахами, рыжая воительница скользнула в угол огороженного двора, где к грубо сколоченной деревянной клетке вповалку спали люди. Рядом, в такой же, но железной – несколько диковинных животных, сейчас больше всего напоминающих смятые комочки меха. После нескольких безуспешных попыток найти щель в железных прутьях, лисица вышла на середину двора, легла, вытянувшись струной... Глаза ещё закрылись, дыхание становилось всё медленней, медленней… Мех прикрывающий грудь животного шевельнулся раз… другой – и замер застыл в неподвижности, ожидая следующего удара сердца. Но оно оставалось недвижимым – зато лёгкий вихрь поднялся над застывшим телом, сгустил тяжёлый воздух двора, заставив его поплыть киселём вокруг замершего зверя. Очертания того потекли, став тягучими и непонятными, в прорехах облаков на мгновенье мелькнула луна, озорно подмигнула, словно удивляясь увиденному – и в её светлом луче посреди двора на стройные ноги неторопливо поднялась обнажённая девушка, подставляя рыжие локоны взметнувшемуся ветерку и торопливо дыша полной грудью, словно пловец, проведший много времени под водой. Подхватив с земли небольшую сумку, до того надёжно скрытую шерстью лисицы, она достала из неё отрез тонкой лёгкой ткани, из которой соорудила подобие шёлковой набедренной повязки, и несколько тонких лёгких ножей
